Рассказы о танкистах. Сказка о маленьком танке. Три танкиста из будущего. Танк прорыва времени… Анатолий Логинов

Призвали меня в начале 42-го, когда я уже женатым был. И дошел я благополучно до конца войны только потому, что воевал на тяжелых танках. В начале был КВ - Клим Ворошилов, а потом пересел на ИС, значит, Иосиф Сталин. Понятно, труднее всего было пехоте, да и Т-34 горели как коробки спичек. Они все время в бою, все время под огнем. А наше дело было не сопровождать пехоту, а взламывать оборону врага и штурмовать города. Как только мы появляемся у переднего края, так у немцев переполох - жди нашего наступления.

Да, экипаж машины боевой, да еще Маруся. Кто такая? Да ты сдавай карты и меня и не перебивай. Маруся это наш тяжелый танк. До середины войны КВ, а потом ИС и оба Маруся. На нем мы до Балатона дошли, там то она и погибла. Красавица машина, сколько раз ей в лоб снарядом попадало - и ничего! Только глохнешь и внутри танка окалиной пахнет. А экипаж был такой. Я, значит, командир танка по прозвищу Старшой. Сакибжан - башенный стрелок. Совсем молодой парнишка из сибирских татар, бабу еще ни разу не попробовал. Водитель танка Кувалда. Это не фамилия, прозвище такое дали за непомерную силу, а как звали его, уже забыл. Еще молчаливый мордвин радист Гриша.

А танк назвали Марусей потому, что на войне солдат сильно по женскому телу тоскует. В любом бою можешь погибнуть и не попробовать больше женского тепла. Дело не только в том, чтобы какой то бабе ляжки раздвинуть. Нет, все шторки-скатерки, уют домашний - это тоже женское тепло, которого мужику создавать не дано. Ну и само тело, конечно. Кувалда к каждой встречной бабе напрашивался.

Даст или не даст, а попросить я обязан!
Я сильно по жене скучал, любил очень. И вот уже в сорок четвертом на отдыхе после прорыва размечтался о ней. У жены моей, ныне покойной Марии Петровны, на попе была приметная такая родинка. И вот я не могу вспомнить, где она - справа или слева. Чего ржете? Оказалось, что я и лицо жены уже не помню. Да тут и свое имя забыть не мудрено. Юнкерсы за нами охотятся. Фердинанду под выстрел попадешься и - прощай Родина! А можно и на фугас наехать. Короче, живет солдат сегодняшним днем, а что будет завтра, то Жуков и Сталин знают. Вам, шестидесятилетним соплякам этого не понять.

Короче, скучает солдат по женщине до невозможности! Всякие ВПЖ - военно-полевые жены - это не для нас. Их штабные крысы, да большие генералы держали. А солдат выкручивается по обстановке. Всякое бывало и на нашей земле, и когда в те Европы вступили.

За Смоленском мы в одну деревню въехали. Потеряли дорогу, да еще стемнело. В деревеньке несколько домов осталось, вот и решили встать до утра и всем в разных избах ночевать, чтобы тесноты не было, чтобы хозяйки нам белье постирали, иначе и завшиветь недолго. В других домах я не был, а в том, где остановился фигуристая хозяйка лет тридцати, и груди и зад крепкие. Двое детей при ней на печи. Нищета и голодные все до невозможности. Ну, вытащили мы свои запасы и поделили по числу членов экипажа, по числу мест ночевки, значит. А запасы были солидные. Это пехотинец на плечах много не унесет, а в танк можно что угодно натолкать, да еще сверху за башней привязать. Шляпа тот командир танка, у которого нет в машине запаса продовольствия на десять дней. А у нас и больше было, да еще немецкие шинели, штаны и мундиры и ситца целый рулон. Не спрашивайте, где мы ситец достали. Даже теперь не скажу. Разделили все и растащили по домам. Детишки на еду накинулись, а женщина не ест.

Это все пусть детям останется.
Я ей:
- Какая польза будет им от той тушенки, если ты сама с голоду помрешь. Давай ешь, иначе свяжу и насильно в рот толкать буду.

Поели они, а у меня кусок в горло так и не полез. И ребята потом говорили, что в той деревне они есть не смогли.

Заснули дети, и прилегла хозяйка ко мне на лавку. Обнимает, целует, а сама плачет:
- Пусть и моего муженька на фронте какая-нибудь женщина приголубит.
Верно, крепко любила своего. Утром все бабы нас к танку провожали, а вдовушка, Сакибжанова хозяйка, повесилась ему на шею, целует, нас не стесняясь.

Береги себя, приезжай, ждать буду!
Значит, разговелся в первый раз женским телом наш татарин. После той деревни мы чувствовали себя так, будто дома в краткосрочном отпуске побывали. Спрашиваешь, не заделал ли ей ребенка? Может и заделал, так ведь свой, русский будет, а не немчуренок. Это половиной греха считалось, а бабу с немчуренком могли зимой из дома на мороз выгнать. И неважно, какой национальности был тот фашист - настоящий немец, итальянец или распоследний румын. Тут другая разница: насиловал бабу немец или она сама у него в постели ляжки раскинула. Если изнасиловали, то ей женщины всегда помогут вытравить немчуренка. Как узнавали? Да в оккупации все про всех знали. Думаешь, СМЕРШ сам на освобожденной территории предателей находил? Нет, шли к ним все и сообщали о предателях, что на немцев работали.

Ты, какой картой кроешь? Думаешь, я совсем ослеп? Вот сбили меня с темы…
Желаете знать, когда я немку первый раз попробовал? Было это на Курской дуге, после сражения под Прохоровкой. Страшные бои были. Грудь на грудь сошлись танковые армии. Много там наших ребят погибло, но нам повезло. И даже еще одну звездочку на стволе Маруси нарисовали. А каждая звездочка это уничтоженный танк, или самоходка, или противотанковое орудие. Когда Маруся на Балатоне погибла, на ее стволе семь звездочек было. Это тебе не баран чихнул!

После Прохоровки пошли бои местного значения. Немцы отступают, где фронт, где тыл никто не разберет. Двигалась наша машина на соединение со своим полком и выкатил на нас с дуру немецкий Т-III. Машина против нас совершенно не серьезная. Сакибжан по ней стрельнул и снес правый ленивец и все катки. Как говорится «Гитлер капут»! Выскочил из танка экипаж, а бежать некуда - мы просто рядом, пушка в душу смотрит, пулемет тупым рылом поводит, да и у нас автоматы есть. Подняли руки, лопочут по-своему. А Кувалда хорошо знал по-немецки, но скрывал это - не хотел, чтобы его в штаб переводчиком взяли.

Переводит нам Кувалда, что немецкий экипаж сдается на условиях Конвенции о соблюдении прав военнопленных. И спрашивают, когда они могут отправить письма домой, чтобы там не волновались. Ребята потом говорили, что я стал даже не белым, а каким-то синим. Так обозлился. Мы уже хорошо знали, как с нашими гитлеровцы поступают. Осмотрели их танк, а у него на стволе два белых кольца нарисовано. Значит, по их милости на том свете два экипажа рапортуют о своем прибытии.

Становитесь к своему танку, здесь вас и расстреляем.
Перевел Кувалда, и тут один танкист в ноги нам повалился и лопочет, что она девушка и просит ее пощадить. Пригляделись. Все танкисты в комбинезонах, но у этого задница явно женская, одежда в обтяжку сидит. У ребят сразу в штанах колом встало. Смотрят на меня.

Старшой, какое будет решение?
А оно проще пареной репы:
- Мужиков расстрелять, бабу раздеть.
Ну, расстрелять это было просто, а баба за свои одежки держится, визжать настроилась. Говорю Кувалде:

Помоги барышне раздеться.
Сила у него немереная. Взялся двумя руками за ворот комбинезона и разорвал его до самой задницы. Потом всю одежду не снимал, а прямо разрывал. Последними на ней трусы порвал. Стоит она голая, пытается руками прикрываться. А нам видно, что лобок у нее подбрит, не треугольник волосатый, а только узкая дорожка от щелки вверх идет. Лобок гладкий, а, значит, подбривается часто. Я такое безобразие в первый раз тогда увидел. С комфортом воюет бабенка. Это же надо укромное место, чтобы трусы снять и обязательно горячую воду для бритья, поскольку на манде кожа нежная. Не знаю, кем ей доводился командир ихнего танка, мужем или любовником, но без его участия такого комфорта она иметь не могла. Я даже пожалел, что поторопились его расстрелять. Нужно было повременить, пусть посмотрит, что с его бабой делать будем.

Вообще у женщин на войне было масса проблем. Солдат и снегом подотрется вместо туалетной бумаги, а женщине каждый месяц материя на прокладки требуется. Или вот, как нужду при мужиках справить. Мне потом друг рассказывал, остановился состав теплушек в открытой степи. Солдаты по нужде выскочили, а медсестричке как быть? Чуть не плачет девчонка, а присесть на глазах у мужиков стесняется. Тогда один пожилой уже солдат, из последних возрастов призыва, встал лицом к составу, широко развел полы шинели.
- Зайди за меня, дочка.

Ну, так о той немке. Спрашиваю экипаж:
- В какую позицию барышню будем ставить?
Ребята ей руки проволокой к танку прикрутили, стоит она в наклон, спину горизонтально держит. Пустили мы первым Сакибжана.

Ты молодой, действуй, а то после нас от нее одна шкурка останется. И можешь не торопиться, мы, как-нибудь потерпим.
Подошел Сакибжан, гладит ее белые ягодицы, что-то по-татарски говорит. Потом стал груди ей щупать. Немка попробовала задом вилять, вроде уворачивается от его рук... Спустил парнишка свой комбинезон, вставил ей куда следует, качать начал. После него Кувалда немкой занялся. Все танкисты низкорослые, а он крупноват, даже в танке ему тесно было. Потому, для него немкина щелка низковато находится. Взял ее за ляжки и приподнял.

Барышня встала на цыпочки, так и стояла сама, пока Кувалда ей пользовался. Последним я ее трахал.

Развязали барышню, дали ей чистую тряпку подтереться. А сами присели покурить. Стоит она перед нами голая, ноги на раскоряку держит, садиться ей мы не позволили. Думали, отдохнем, может в немецком танке шнапс найдется, и повторим с танкисточкой все сначала. Но не повезло нам. Наскочил на нас мотоциклист, майор из нашего штаба. Понятно: «Экипаж, смирно! Товарищ майор, уничтожен немецкий танк, веду допрос пленного…». Какой допрос, стоит перед нами голозадая. Ох, и кричал на меня майор, трибуналом грозил. А потом посадил ее, как есть, голую в люльку и поехал. Отъехал не далеко, метров на шестьсот.

Гляжу в бинокль, а майор, не слезая с мотоцикла, спустил штаны, усадил танкисточку на себя верхом. И скачет она на нем, сама старается. Не знаю, что он потом с ней сделал. Наверное, пристрелил, не везти же ее голую, многократно оттраханную в штаб.

Потом я с немками имел дело, когда нашу границу перешли. Почти во всех странах союзниках Гитлера жило много немцев. Пропаганда Гебельса этих фольксдойче сильно нами пугала. Заходишь в дом, воды напиться.

Гебен зи мир айн гляс вассер.
А хозяйка не воду подает, а ложится на постель и подол выше пупа поднимает. Или, того хуже, свою дочку подростка начинает заголять. Ждали немцы всяких зверств, но, по сравнению с тем, что они на нашей земле творили, мы были паиньками. Баб их конечно использовали, но уже со вкусам, на мягкой постели.

В Румынии интересно было. Это народ самый торговый. Как только вошли мы в столицу, сразу все магазины и рестораны открылись. И среди них один особый, «для господ офицеров», с голыми официантками. Я не вру, точно голые, в чем мать родила! На голове наколка крахмальная, туфли на высоких каблуках и фартучек только пуп прикрывает. Больше ничего - сиськи, мохнатка все наружу. Идет по залу, ягодицами играет, бедрами покачивает. Очень приличный ресторан, никаких безобразий наши офицеры там не допускали. Сунулись мы туда, поглядеть на голых, потому, что уже забывать стали, какая женщина под одеждой. Но весь экипаж не пустили. Мне, офицеру вход открыт, а ребятам нет. Пошли они к лешему!

Самый вкусный случай с немками тоже был в Румынии. Потом оказалось, что они не немки, а австриячки. Началось все с аварии. Заехали мы в брошенный хозяевами фольварк, воды долить в радиатор. А какой то немец, паскуда, на въезде мину заложил. Рвануло под нами, мы думали, снаряд в нас попал, пушка в засаде. Но все тихо. Осмотрели машину - гусеница порвана, каток разбит. Даю радио в штаб, а мне отвечают:

Ремонтная летучка будет в течение двух дней. Пока охраняйте автостраду.
Получился у нас не запланированный отдых. Кто одежду чинит, кто пузо на солнышке греет. И видим, по автостраде катит немецкий автобус. Я Сакибжану командую:
- Останови, снаряд впереди по курсу!

Он стрелял удивительно метко, на ходу в квадратный метр снарядом попадал. И это на приличной дистанции. Говорят, сибиряки пулей белку в глаз бьют. Не знаю, не знаю… Но наш татарин, точно, был снайпер. Снаряд взорвался метров на десять впереди автобуса - стоп машина! Подходим с автоматами, а в автобусе за рулем сидит молоденькая баба, и еще в нем три бабы, полно ящиков с тушенкой немецкого изготовления. И, о радость, ящик с бутылками шнапса! Заметь, все четыре бабы в форме СС, юбки, мундиры, пилотки все черное, на мундирах серебряные нашивки и на рукаве мертвая голова.

Все, отвоевались бабочки! Каждую из них нагрузили тяжеленным ящиком с консервами и погнали к нашему танку. Конечно, женщине такой ящик тащить тяжело, самую маленькую из них просто шатало под этим грузом. Ящик со шнапсом радист Гриша сам нес, чтобы эти мокрощелки не разбили ненароком.

Сложили они ящики у нашего танка, и приказал им Кувалда раздеваться. Они спорить не стали и разоблачаются, чуть ли не соревнуясь на скорость. Боялись, что их расстреляем, но, поскольку, раздеваться приказано, значит, еще поживут. А чего их расстреливать, трое рядовых и одна ефрейтор - невелики чины. Хотя они из СС, но, судя по документам, сидели в штабе и колотили на пишущих машинках.

Раздеваются фрицевки, одежду около себя аккуратной стопочкой складывают, немецкий ордунг соблюдают. А потом, голышом вытянулись перед нами, как по стойки смирно. Тело у всех чистое, ухоженное, животы плоские и соски розовые. Значит, еще не рожали бабенки. Это глупости, будто у девушек соски могут быть темными. У женщины соски становятся коричневыми, когда она в первый раз забеременеет. И по возрасту наши трофейные фрицевки почти девчонки, лет по семнадцать-восемнадцать.

Я приказал им руки за голову положить и начал у них подмышки осматривать. Да не вшей я искал, дурачина! У эсэсовцев самых первых призывов подмышками татуировка была, группа крови обозначена. Этих наши солдаты старались сразу прикончить, не доводя их до штаба. Но у наших фрицевок такой татуировки не имелось, что и спасло им жизнь. Пока я в их волосне копался, та, что ефрейтор, заговорила. Они, де не состоят в армии (вермахте), который воюет с Советским Союзом, Они мирный СС и на территории СССР вообще не бывали.
Стоит она передо мной голая и рассуждает на тему, что они не военные преступники и, по справедливости, мы должны отпустить их ПОТОМ. Понимай так, они согласны, чтобы советские солдаты их оттрахали, но после этого справедливым будет их отпустить. Положил я на эту справедливость! Ответил, что бабам следовало не форму СС надевать, а детей рожать и на обед штрудель готовить. Но раз надели форму, то отвечайте своими задницами.

Возникает у нас вопрос, как фрицевок распределить между членами экипажа. Нас и их поровну, но кому какая? Решили в карты разыграть. Двух наиболее широкозадых поставили бок о бок на четвереньки в позиции 69 и получился стол. Сели в очко играть. На кону фрицевки в порядке живой очереди. Первую Гриша выиграл, но сразу ее не отдали, потому нельзя стол картежный разрушать до времени. Гриша, который из игры выбыл, пересел поближе к своей немке и похлопывает ее по торчащему заду.

Я выиграл дылду ефрейтора, она почти на голову выше меня. Ребята заржали, вроде, как вы сейчас. А мне хоть бы что! Она не тощая и не жирная, а такая мясная, мускулистая. Небольшая попа подтянута, сжимается от страха. Видать, спортом занималась. Вообще, я заметил, что немки чаще всего мясистые и жиру в меру, чтобы все кругленькое было. Наша баба, если толстая, то у нее все висит, и живот, и титьки, и задница.

Завел ее на расстеленный брезент - вот вам и постель, фрау, - и начинаю сам раздеваться. А выигранная мной дылда встала на колени и расстегивает мне ширинку, настроилась член сосать. В то время такого безобразия в СССР ни одна прошмандовка не делала, не говоря уже о приличных женщинах. Я, конечно, не позволил по той причине, что брезговал подобным извращением. Повалил ее на спину и она сразу ляжки широко раскинула. Только успел ей вставить, фрицевка мне ноги на спину положила, обняла за шею и давай подмахивать задом.

А сама все твердит: «О, майн Готт!». Готт или не Готт, но старается из всех сил и умения. Оттрахали фрицевок ребята и хотели ими обменяться, но я не разрешил карусель устраивать. Лежу, глажу забытое женское тело. Только одним пальцем нажал, как она уже на живот переворачивается. Хороша, чертовка. От широких плечь тело сбегается к узкой талии и опять расширяется в аккуратненькую девичью попку. Еще раз нажал пальцем, и она тут же пузом кверху легла. Груди небольшие (твердые, как яблочко!), живот плоский и тугие ляжки. А между ними мохнатый треугольник, который на войне каждому солдату снился.

Тискаю ее во всех местах и замечаю, что злость к этим фашисткам куда-то улетучилась. И, наконец, понял, что это лежит не солдат врага, а совсем молоденькая девушка, которая отдала мне свое тело, а теперь ждет решения своей судьбы и судьбы подруг.
Отходчив русский человек, даже после страшной обиды. А еще мы чувствовали, что войне скоро конец. И не лучше ли этих фрицевок домой отпустить. В порядке поощрения за хорошее поведение под советскими танкистами. Девчонки совсем молоденькие, пусть отправляются «нах хауз1» детей рожать и штрудель готовить.

По-хорошему, надо передать их в штаб, с ремонтной бригадой, которая вот-вот заявится к нам. Но еще вопрос, как с ними ремонтники поступят, довезут ли до штаба? А из штаба им прямая дорога в лагерь военнопленных. Что такое советские лагеря, мы все хорошо знали. Наши девки не генералы, которых в лагере берегут.

Подошел я к Кувалде посоветоваться. Он сразу все понял, согласился со мной. Ладно, подзываем мою дылду ефрейторшу, она подходит к нам, как есть голая, а в глазах немой вопрос. Перевел Кувалда, что всех мы отпустим, им будет выдана цивильная одежда, но перед тем, за службу в СС, они будут выпороты - получат по 50 розг.

Сами девушки сложили в кучу свою форменную одежду, облили соляркой из канистры и подожгли. Оставили себе только бельишко, да туфли. Их солдатские книжки я тоже в огонь бросил.

Девки разошлись по своим «рабочим местам» и легли попами вверх. Но сразу видно, что лежать под розгами они не умеют - одна руки в стороны раскинула, другая ноги развела, срамницу совсем не бережет. Это ведь какая боль, если розгой по щелке попадет! Моя дылда оказалась самой сообразительной. Собрала в кучу все вещички и легла на них животом, чтобы попа выше поднялась. Руки вытянула вперед, ляжки плотно сомкнула. А нам тоже никогда не приходилось баб пороть розгами. Тальник здесь не растет, заменили его прутьями орешника. Нарезали их побольше, встали в боевой готовности эсэсовкам попки полировать, через зад ум вгонять в голову.

Подошел к своей ефрейторше. Она голову щекой на брезент положила, на меня жалобно смотрит. Попу еще выше поднимает навстречу розге, но и сжимает ягодички изо всех сил - вот сейчас на них боль обрушится. Да, … лежит передо мной молодая голая девушка. Она очень сильно виновата, и теперь подставляет два своих кругленьких холмика под прут тому, кто имеет право ее наказать. Порол я ее от души. Первый же прут глубоко впился в тугие ягодицы и оставил на них красный след. Она ойкнула, но попу не опустила. Не кричала, в голос не ревела, но после десятой розги начала тихонько всхлипывать. Если пятьдесят раз стегнуть по попе, то ее в мясо изрубишь. Потому порол и по ляжкам и по тому месту, откуда из попы ноги растут.

Кончили пороть. «Аллес, енде»! Встают они, лица у всех зареванные. Широкозадая, которую Гриша порол, за ягодицы держится и не перестает плакать. Оно и понятно, па широкому пухлому заду рубец от розги длиннее получается и боль сильнее. Моя дылда ефрейторша погладила свою расписанную попу, потом подошла ко мне, нагнулась и поцеловала в губы.
- Данке! - говорит.

Ну, ладно, мужики, кончай игру. Пора на процедуры идти, а там и обед. Кто знает, кино сегодня в нашем санатории будет?

Герой данной истории встретил войну еще в 41м на границе.
Таких людей все меньше и меньше в наши дни.
Помните о них.

«ВАМ РОДИНУ ЗАЩИЩАТЬ…»

В ряды РККА Алексеева призвали в 1939 году, в 19 лет. До этого года служить призывали в 20-21 год, а тут правительство решило «омолодить» армию. До призыва Вениамин Михайлович работал слесарем на Саранской ТЭЦ-1, вот и попал служить с двенадцатью земляками в 450-ю отдельную танковую бригаду, в Киевский Особый военный округ. В танковой школе (город Бар Винницкой области) курсант Алексеев полгода изучал матчасть танков БТ, Т-34 и КВ, после чего, получив профессию механика-водителя, отбыл для прохождения службы в 450-ю отдельную бригаду. Молодым солдатам выдали потрясающую по красоте форму: кожаные комбинезоны, шлемы и краги. На чрезплечном ремешке у каждого – «Наган» в кобуре.
В 1940-м году бригада участвовала в освободительном походе в Западную Белоруссию и Западную Украину. Именно так тогда его и называли, хотя сейчас псевдоисторики придерживаются иной точки зрения, так что мы оставим правовую сторону этой военной операции без комментариев. Сам Вениамин Михайлович вспоминает, что «западники» встречали наши войска вполне дружелюбно, только старики поначалу не верили, что танки настоящие: «Паны говорили, что у москалей танки фанерные».
После выхода к новой границе бригаду расформировали, а личный состав передали в 8-ю танковую дивизию, которая базировалась во Львове и вскоре была признана лучшей частью бронетанковых войск РККА. В 1940-м году в дивизию пришла новая техника, и сержант Алексеев пересел с БТ-7 на новенький Т-34. Как отличника, его назначили механиком-водителем на танк командира батальона, участника войны в Испании майора Абакумова.
Призыв Вениамина Михайловича должен был демобилизоваться в ноябре 1941-го, так что парни еще с ранней весны начали покупать себе «цивильные» костюмы. Дело в том, что, начиная с советско-финской войны, солдатам не разрешали ехать домой в военной форме. Так вот, еще в начале (!) 1941-го года командир дивизии сказал будущим «дембелям»: «Ребята, отсылайте свои костюмы домой, вам предстоит Родину защищать».

ВОЙНУ ЖДАЛИ

Первого мая в войсках прошел последний предвоенный парад. 8-я танковая дивизия шла в парадном строю пешим маршем: танки КВ и Т-34 считались секретным оружием и стояли в боксах замаскированные брезентом. В мае 1941-го в дивизии отменили все учения, кроме боевой стрельбы и вождения. Командиры, предвидя сложное развитие событий, готовили танкистов к пешим маршам, к выходу из окружения. На практике это выглядело так: танкистов отвозили на машинах за полторы сотни километров от части, потом выдавали командирам групп компас и карту, после чего приказывали самостоятельно идти обратно, причем двигаться по дорогам строжайше запрещалось.
С 5-го июня (!) в дивизии была объявлена готовность №1. Танкисты спали в полном боевом снаряжении (разрешалось только снять сапоги), то и дело проводились учебные тревоги. По войскам ходили слухи о задержанных немецких лазутчиках, о том, что немцы концентрируют свои силы на той стороне границы.
17-го июня батальон выехал на полигон, проводить учебные стрельбы. Не успели сделать несколько выстрелов, как пришел новый приказ: срочно вернуться в полк. В дивизии танкистов ожидало еще одно указание: сжечь все личные письма.
Следующим утром, в 4 часа, дивизию подняли по боевой тревоге, комдив Фомченко приказал экипажам взять в танки полный боезапас (у Т-34 это 150 снарядов, полсотни гранат и несколько десятков дисков для пулемета), положенную норму продуктов, заправить машины «под завязку» и идти к границе со скоростью 50 км/час. По прошествии нескольких часов дивизия сосредоточилась около местечка Броды, вблизи польской границы. Окопались, замаскировали танки и стали ждать. Режим секретности соблюдался самый полный. Курить разрешалось только в окопах. Пришло даже указание во время еды не стучать ложками об котелки.
Ночь с 20 на 21 июня окончательно расставила все по местам. Через границу отчетливо доносился рев танковых моторов. Не надо было быть великим стратегом, чтобы понять – противник сосредоточивает свои части для наступления.
Вениамин Алексеевич отчетливо помнит момент начала войны. В четвертом часу утра немцы начали артподготовку. Снаряды летели через головы танкистов и разрывались где-то далеко в тылу. Продолжалось это минут сорок, а потом послышался приближающийся лязг танковых гусениц. В это же время от дивизионного начальства был получен первый боевой приказ: «Не стрелять, это провокация!».
Комиссар батальона внезапно решил провести собрание личного состава, чтобы разъяснить линию партии. Встал, сделал несколько шагов и был убит наповал одиночным выстрелом немецкого снайпера. Тут уж комбат взял ответственность на себя и приказал открыть огонь. С первых же выстрелов подбили несколько танков противника. Правда легких Pz.Kpfw.II, но все же подбили.

ОТСТУПЛЕНИЕ. БОИ С ТАНКАМИ «СС»

На рубеже у Бродов батальон Алексеева с боями оборонялся два дня. Потом пришел приказ: отходить на Львов. В районе Бердичева провели одну из самых удачных операций. Узнав, что следом идет колонна немецких танков, комбат приказал врыть танки в землю между болотом и посадкой. В кровь стерев руки ломами и лопатами, каждый экипаж выкопал для своей машины позицию размером 6 на 2,5 метра (и 1,5 метра глубиной).
Вскоре на дороге показались немецкие танки. Подпустив их поближе, наши танкисты по всем канонам военной стратегии открыли огонь сначала по первой машине, потом по последней, застопорив движение противника. Пока немцы поняли, откуда по ним бьют, пока разворачивали башни, наши танкисты успели влепить в каждый из 18 немецких танков по несколько снарядов. Фигурки в дымящихся черных комбинезонах не успевали отбежать от горящих машин и падали, скошенные пулеметными очередями.
После того боя практически все танкисты обзавелись трофейными немецкими автоматами (которые у нас почему-то называли «шмайссерами»), а один эсэсовский экипаж удалось взять в плен. Наш командир попытался было их допросить, но первый же немецкий танкист, к которому он обратился с вопросом, в ответ плюнул ему в лицо. Лейтенант аж побелел от ярости, скрипнул зубами, достал из кобуры «ТТ» и без лишних слов влепил немцу пулю в голову. Остальные сразу же потеряли высокомерный вид и начали отвечать, но все равно были расстреляны несколько минут спустя. А что еще с ними было делать, не с собой же тащить до штаба, который неизвестно где?

ПОД ОГНЕМ СВОИХ ЖЕ ПУШЕК

Получив приказ на отход, батальон пошел на восток. Подошли к мосту через какую-то реку, приготовились переправляться, как вдруг переправа взлетела на воздух. Самое обидное, что взорвали мост наши же саперы.
Тут стоит сделать маленькое отступление. Танки КВ и Т-34 до начала войны считались секретными и не имели на бортах никаких опознавательных знаков. Вот советские саперы и обознались, приняв их за немецкие.
Взорванный мост – еще ничего, переправились через реку вброд, а вот в другом случае по тому же недоразумению наши танки попали под огонь своей же артиллерии. В танк Алексеева врезали «болванкой», но броня, слава Богу, выдержала.
В конце июля вышли к старой границе, и тут батальон получил приказ передать танки (их к этому времени осталось всего четыре) другой части, а самим выходить из окружения пешком. Двигаться в направлении Донецка.

ИЗ ОКРУЖЕНИЯ НА УГНАННОМ «ФИАТЕ»

Из окружения выходили практически без боев, потому что двигались вдали от больших шоссейных дорог, а немцы рвались вперед только по автострадам, не обращая на окруженцев ни малейшего внимания. Слыша об огромном количестве бойцов РККА, попавших в плен летом 1941-го (а их число составило больше миллиона), Вениамин Михайлович категорически заявляет: «В самом начале войны кто хотел выйти из окружения, – тот вышел!».
Осенний ветер гонял по дорогам немецкие листовки, на которых в красках был изображен довольный советский солдат, стоящий в обнимку с девушкой у аккуратного домика, рядом с которым пасутся упитанные коровы и козы. Дескать, сдавайся в плен, русский солдат и будешь все это иметь. На эту агитацию окруженцы особо внимания не обращали, но некоторые солдаты, проходя через родные места, уходили к себе домой. Их отпускали и не упрекали.
За сутки проходили километров 35-40, в деревни старались не заходить, но нужда заставила. НЗ давно съели, а голод, как известно, не тетка. Подходя к населенному пункту, высылали в разведку одного из экипажа. Если немцев в деревне не было, шли по хатам за кормежкой.
А однажды разведчик вернулся с неприятным известием. У крайней избы стоит легковая машина и несколько мотоциклов с пулеметами, а рядом в саду немцы пьянствуют, даже охранения не выставили. Нашим бы мимо пройти, от греха подальше, но Алексеев решил хоть немного, но немцам насолить.
Подполз к легковушке-«Фиату», осторожно приоткрыл дверцу. Ключ в замке, здесь же несколько канистр с бензином. Вскочил в машину, завел, крикнул своим. Те в машину пулей влетели и ходу. Немцы очухались, сели на мотоциклы и в погоню. Кино, да и только.
Закончилась погоня в самых лучших традициях. Подпустив мотоциклы с пьяными немцами поближе, наши танкисты перестреляли их всех из трофейных «шмайссеров» и поехали на восток, к фронту. На трофейном «Фиате» проехали километров двести, пока машину в приказном порядке не реквизировал какой-то батальонный комиссар. Пришлось снова идти пешком.
В районе Донбасса Алексеева в первый раз ранило, осколком в ногу. Медикаментов не было, бинтов тоже, нога распухла так, что наступить нельзя. В одном селе он прямо сказал товарищам: я для вас, мужики, только обуза, ступайте дальше без меня, а то все пропадем. Экипаж ушел, а он остался. А через пару часов стрельба началась. Все, решил Вениамин, теперь плен.
Но, видно, не судьба была: откуда ни возьмись, прибежала девчонка-санитарка из родного полка. Маленьким ножичком надрезала рану, промыла ее и забинтовала. Опираясь на нежданную спасительницу, сержант Алексеев поковылял на восток, как подраненный заяц. Вряд ли бы успели они уйти далеко, но тут мимо проезжала полуторка с ранеными. В ее кузове наш герой и выбрался из окружения, пройдя по немецким тылам 600 километров.

КИЕВ, ХАРЬКОВ, СТАЛИНГРАД

В Красноармейске окруженцев накормили, сводили в баню, дали сутки на отсыпание, а потом начали формировать из уцелевших танкистов экипажи в 90-ю танковую бригаду. Экипажи по три человека, стало быть, смекнул Вениамин Михайлович, на танки БТ-7. После этого танкистов вывезли в Прилуки, там дали отремонтированные танки. Алексееву достался даже не БТ-7, а более старый БТ-5, весь в заплатах после ремонта. После «тридцатьчетверки» в эту коробку даже влезать было страшно: броня в два пальца толщиной.
Во время боев за Киев бригада потеряла почти все машины и Алексеев вновь стал «безлошадным». Механиков-водителей собрали, и отправили на Харьковский тракторный завод, самим собирать себе танки (совместно с рабочими, естественно). Город горит, а в цехах работа полным ходом идет. После получения танков 90-я бригада получила приказ оборонять город, поддерживая огнем пехоту.
Под Харьковом воевали до ноября, и вновь отступление. На Чугуев. Там уже заняли настоящую оборону, да и немцы к этому времени натиск ослабили. До мая 1942-го стояли в обороне, а потом бригада в составе 16-й армии перешла в наступление.
Немцы за эти полгода укреплений понастроили изрядно, так что танкисты сразу же начали нести потери. Танк Алексеева разбило, а весь экипаж контузило. Отлежались неделю в Валуйках и чуть было снова не попали в окружение.
Снова командировка, на Сталинградский тракторный, собирать себе танк. И прямо из заводского цеха – в бой.
О боях в Сталинграде написаны десятки, а то и сотни книг, так что рассказывать о них вряд ли стоит. Отметим лишь такой факт: за полгода боев бригада стала гвардейской, а сам Вениамин Михайлович Алексеев потерял три танка и был награжден тремя орденами (один орден Красного знамени и два – Красной звезды) и знаком «Отличный танкист». В 1942-м, поверьте, награды просто так не давали.
Едва не потерял и четвертую машину, но об этом случае, пожалуй, стоит рассказать особо. Как-то раз экипаж получил приказ участвовать в разведке боем. Рота пехоты рванулась вперед, но сразу же после выхода на открытое место была прижата огнем к земле. Танку тоже досталось: сперва прямым попаданием разорвало гусеницу, а потом экипаж почувствовал запах дыма. Все, горим. Надо выбираться.
Вениамин Михайлович выбрался через люк механика-водителя и укрылся в пехотной траншее, благо танк встал прямо над ней. Остальные члены экипажа рванули в тыл, но через секунду их накрыло минометным огнем. Алексеев пригляделся к танку повнимательнее и понял, что горит не сам танк, а всего лишь запасные баки на корме. Стало быть, машина практически не повреждена. Ползком добрался до танка, сел за рычаги и, под завесой дыма от горящей соляры, потихонечку, маневрируя на одной гусенице, начал сдавать назад. Немцы заметили, что танк ожил, лишь в самую последнюю минуту и открыли бешеный огонь, но поздно: машина уже скрылась в лощине.
Вылез Алексеев из танка, перекрестился, помянул добрым словом конструкторов «тридцатьчетверки», с помощью пехотинцев натянул гусеницу и пошел докладывать комбригу. Впрочем, в докладе надобности, как оказалось, не было: вся бригада и так, с замиранием сердца, наблюдала за подвигом механика-водителя, выводившего танк из-под огня.
И еще одно запомнилось. В Сталинграде в экипаж танка Вениамина Михайловича несколько раз включали кинооператора военной кинохроники, на место стрелка-радиста. Конечно, снимать, сидя на броне, во время боя просто невозможно, вот и приходилось снимать с турели пулемет. В образовавшееся отверстие оператор высовывал объектив камеры и шел в бой вместе с танкистами.

СРАЖЕНИЕ ПОД ПРОХОРОВКОЙ

После Сталинграда 41-ю гвардейскую танковую бригаду вывели в лагеря под Тамбов, где началась подготовка к Орловско-Курской битве. Участвовал Вениамин Михайлович и в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой. Конечно, в смотровую щель механик-водитель мало что видит, но и эти впечатления врезались в память на всю жизнь. Это был ад, настоящий ад, когда стальной стеной шли друг на друга тысячи танков и самоходок. Плавилась броня и горела земля. Кто выжил после всего этого, мог считать себя счастливцем.
Некоторое время спустя, когда механиков-водителей в очередной раз послали принимать танки, на сей раз на Челябинский тракторный завод, Алексеев с друзьями специально решили заехать на то поле под Прохоровкой. Картину, представшую их глазам, иначе как кладбищем и не назовешь. Огромное кладбище разбитых и сгоревших машин, наших и немецких.

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ТАНКИСТОВ

За все время, пока были на передовой, Вениамин Михайлович не помнит ни одной ночи, которую его экипаж провел бы вне танка. Машина для танкиста – это и спальня, и столовая. Так вот, утром, часов в пять, танкистов будил вызов по радиосвязи. Командир танка, едва пробудившись, сразу же получал задачу поддержать ту или иную стрелковую часть. На завтрак времени не оставалось, хорошо еще, если успевали умыться.
Задача танка в бою – подавлять огневые точки, мешающие продвижению пехоты. Видит экипаж, что пехота залегла под пулеметным огнем, значит нужно найти эти огневые точки и уничтожить их огнем их пушки или раздавить гусеницами. Когда пехота пойдет вперед, танки идут за ней до следующего очага сопротивления противника. И так целый день, а то и ночь. Ну, ночью воевали только во время большого наступления, а обычно «рабочий» день заканчивался часов в восемь вечера.
Как бы ни устали за день, после возвращения на базу первая задача экипажа – заправить танк, устранить мелкие поломки, пополнить боезапас. На техобслуживание уходило пару часов, после чего можно было расслабиться, тем более что и сил, практически, уже не оставалось. Потом все просто: заползли в танк, включили свет, разложили на брезенте две-три банки консервов, хлеб, фляжку со спиртом. Стрелок-радист, покрутив верньеры, находит в эфире какую-нибудь веселую мелодию, и после «остаканивания» начинается фронтовой ужин. Иной раз и маленький концерт устраивали, благо баян и гитару с собой постоянно возили, хотя порой приходилось их на коленях держать, даже в бою. А что делать, – места в танке мало.
Обычно рядом с танком стояла стрелковая часть, и под танк заползали несколько солдат. И теплее, и от дождя укрыться можно. Танкисты народ не жадный: через открытый десантный люк (он в днище танка расположен) подкармливали пехоту чем могли. Видя такое великолепие: свет, музыку, спирт и консервы, пехотинцы натуральным образом балдели: они-то жили впроголодь, перебиваясь с сухарей на воду.
Поскольку экипаж должен был посменно охранять свою машину, то пехота вызывалась охранять танк всю ночь. Только, мол, мужики, подкиньте харчей, махорочки и спиртику стаканчик, а уж мы ни на секунду глаз не сомкнем. Такое вот получалось взаимодействие родов войск в боевых условиях.
Отбой в танке наступал ближе к полуночи. Спали прямо на боевых местах. Тот, кто не испытал всех прелестей боевой походной жизни, просто не поймет, как это вообще возможно: спать сидя, месяцами не имея возможности вытянуться в полный рост. Ничего, со временем привыкли. И так до пяти утра, до следующего «рабочего дня».

И В ИСПОДНЕМ, И В АСБЕСТЕ

В танке, известное дело, во время боя духота стоит невероятная. Вентиляторы, конечно, есть, но толку от них, честно говоря, мало. Одно время танкисты под Сталинградом воевали в нательных рубахах, но вскоре с немецких самолетов стали разбрасывать листовки, в которых этот факт был описан во всех красках под девизом: «Русские танкисты даже военной формы не имеют». Сперва все смеялись над геббельсовской пропагандой, а потом командование издало приказ: комбинезоны не снимать ни в каких обстоятельствах. Приказ есть приказ, пришлось париться в полном обмундировании, матеря языкастых немецких пропагандистов.
И это еще ничего. В 1943-м в танковые части поступили специальные асбестовые куртки, которые должны были предохранить танкистов от ожогов. Большие такие, пальца в два толщиной. От огня они, может быть, и защищали, но воевать в них было ну никак невозможно. Короче говоря, после первого же боя их выбросили.

ДАВИЛИ ВСЕ

За войну водителю-механику Алексееву приходилось уничтожать гусеницами и танки, и пулеметные гнезда, и солдат противника. Пулемет для танка – пустяковина: хрустнуло под гусеницами и все, а вот пушку давить, это тоже нужно уметь. Если прямо на щит наехать, то можно гусеницы порвать. Один знакомый так вот наехал, потерял ход и был расстрелян немецкими пушками в упор. На орудие нужно сбоку наезжать, чтобы станину искорежить и замок смять.
Ну а немецкая пехота для танка – плевое дело. Наехал, развернулся на месте, и дальше. Двигатель ревет так, что даже предсмертных криков не слышно. Это уже потом, во время ремонта, когда приходилось выковыривать из гусеничных траков обломки костей и куски гниющего мяса, становилось немного не по себе. За войну Алексеев раздавил гусеницами своего танка десятка три немецких пушек и больше сотни вражеских солдат. И ничего, никаких эмоций.

ПЕРВЫМ ЧЕРЕЗ ДНЕПР

Когда наши войска уже закрепились на заднепровских плацдармах, пришло время перебрасывать на тот берег тяжелое вооружение. Так уж вышло, что танковая бригада, в которой воевал Вениамин Михайлович, должна была переправляться самой первой. А надо вам сказать, что механик-водитель Алексеев считался лучшим в части (это, кстати, подтверждает автор книги «Записки танкового техника»). Так вот, вызвали его и приказали переправиться по понтонному мосту на западный берег реки, которую, по словам Гоголя, не всякая птица перелетит.
Сел Алексеев за рычаги, а поверхность моста сантиметров на двадцать под водой, чтобы немецкие бомбардировщики не заметили, только реденькая цепочка лампочек светится для ориентировки. А ширина реки – километра два с лишним. Сдвинулся в любую сторону, и ко дну. Ничего, переправился на малом ходу, но страху за это время натерпелся.

БРАТЬЯ-СЛАВЯНЕ

В Европе наши войска встречали со всем возможным гостеприимством. В Румынии, правда, нищета была, в то время страшная, так что солдатам мало что перепало. В Венгрии, конечно, народ побогаче жил, но на Красную армию посматривали косо. Зато в Болгарии и в Югославии танкисты на себе почувствовали, что такое славянская солидарность.
При въезде в каждое болгарское село стояло две бочки: с вином и пивом. Братушки-болгары стояли рядом, держа в руках огромные, не меньше литра, кружки, которые требовалось осушать непременно до дна. А уж если домой заведут, то на стол выставлялось все самое лучшее: жареные куры, мясо, прочая домашняя снедь. Короче, встречали действительно как избавителей, а не как оккупантов.

Войну старшина Алексеев встретил 11 мая в Праге, гораздо позже официального Дня Победы. На радостях один из чехов зазвал экипаж его танка к себе в дом, чтобы отметить такое дело. Глиняную бутыль с вином, которую хозяин выставил на угощение, он закопал в землю в тот день, когда у него родился сын. Вообще-то такое вино положено подавать на стол во время свадьбы сына, но чех, видно, решил, что приход советских солдат – более радостное событие.
Не успели наши ребята «причаститься», как прибежал посыльный от начальника штаба бригады. В штабе Алексеев услышал короткий приказ:
– Собирайся!
– Куда?
– Там узнаешь.
Надел награды, собрал немудрящий скарб, и «виллисом» на аэродром. А там уже полный «Дуглас» солдат. У каждого вся грудь в орденах, мужики рослые, представительные. Куда летим – никто не знает. Только когда взлетели, штурман сказал: «Счастливые вы, ребята, на парад в Москву едете».
Пока летели, в Москве уже сообщили, что прибывают фронтовики. Пол-столицы на улицы вышло, чтобы героев увидеть. Все плачут, цветы дарят.
Участников парада еще на аэродроме построили в колонну по четыре и повели пешим маршем аж до Сокольников. Группу, в которой был Алексеев, разместили в военной академии имени Фрунзе. Сразу же повели в парикмахерскую, а потом в ателье, где портные с них мерки сняли. Через неделю новые мундиры принесли, гвардейские. Первые из всей армии, участники парада получили медали «За победу над Германией».
Жизнь была – дай бог каждому. Кормили, по фронтовым меркам, до отвала. Утром просыпаешься, сапоги до блеска начищены, подворотничок на мундире подшит – свежей свежего, а на столике около кровати уже меню лежит. Отмечай, что хочешь на завтрак и обед, в том числе водку с коньяком и прочие вина.
После обеда в Сокольнический парк, на строевую подготовку. А как же, на Параде все должно быть идеально. По шесть часов парни «тянули ножку», выматывались так, что от экскурсий в Москву единогласно отказывались.
22 июня выдачу горячительного прекратили, стало быть, Парад совсем скоро. 23-го на Красной площади прошла генеральная репетиция. Танкисты должны были идти в танковых шлемах и комбинезонах, в крагах, с кобурным оружием.
Утром 24-го июня каждому выдали по флакону одеколона, и приказали вылить на себя перед началом парада, так что благоухало от парадных колонн за километр. В 10 часов на площадь выехал Рокоссовский, подал команду. Потом на трибуне Мавзолея показалось правительство во главе со Сталиным.
Второй Украинский фронт был построен прямо перед Мавзолеем, так что Верховного Главнокомандующего Вениамин Михайлович видел примерно с тридцати метров. Погода в этот день слегка подгадила: небо затянуло тучами, пошел противный мелкий дождь. Сталину сразу же накинули на плечи плащ-накидку, но выглядел он весело, оживленно переговариваясь с маршалом Буденным, который стоял с ним рядом.
Всего парад шел больше трех часов, после чего танкисты, насквозь промокшие, вернулись в гостиницу. Им дали часок на переодевание, потом приказали собраться в Актовом зале, где уже ломились столы от выпивки и закусок.

Поначалу солдаты и младшие офицеры сидели за одними столами с генералами, но вскоре те встали, подняли еще один тост, и объяснили, что их ждет в Кремле сам Главнокомандующий. Дальше гуляли без старших командиров.
Сейчас уже трудно вспомнить, что стояло на праздничных столах, но фрукты там были, для многих солдат невиданные. Икра была красная и черная, колбасы разные, прочие деликатесы. Ну и, само собой, море горячительного: водка, коньяк, пиво. Весь вечер джаз военные песни играл. Пей, сколько влезет, фронтовая душа, отмечай Победу.
И фронтовики, надо сказать, пили. За все четыре года войны отводили солдаты душу, накачиваясь спиртным под полную завязку. И ведь что удивительно: между столами официантки ходят, и в руках у них ватные тампоны, каким-то лекарством смоченные. Как заметят, что герой войны в бесчувствие впадать начинает, подойдут, мазнут ваткой под носом, и человек снова, как огурчик, может еще пить, даже не закусывая. Как только наши солдаты не упрашивали их открыть секрет, те только отшучивались.
Ну а наутро после банкета, придя в столовую, герои увидели перед собой только тарелки с щами и кашей. Красивая жизнь, что называется, кончилась. Впрочем, горевать пришлось недолго: уже в полдень их отвезли на аэродром и отправили на Дальний Восток. Все уже знали, что скоро начнется война с Японией. Ну, это уже другая история, которую мы расскажем как-нибудь в другой раз.

Начало

23 июля 1941г. призван на службу. Грозную, долгую. Явился в военкомат в Копьево, посмотрели – тракторист, отправили домой убирать урожай. Осенью вручили новую повестку и призвали в 301 стрелковую дивизию в Красноярске. В феврале 1941г в Воронежской области зачислен был пулеметчиком в пехотные войска. Тяжело было: технику, оружие, боеприпасы, продовольствие – все тянули на себе. Боевое крещение - первый бой с фашистами принял на Харьковском направлении. Бросили нас на замену разбитой стрелковой дивизии. У деревни Шибекино видели штабеля трупов наших солдатов – очень много – смотреть страшно. Мы прошли в тягостном молчании. Столько убитых видели впервые…

Через несколько километров появились три мессершмитта. Команда: «Огонь по самолетам!» Заняли огневые рубежи. Убит 2-ой номер. Стояли в обороне, враг пристреливался, приходилось часто менять позиции. На замену убитого, дали мне паренька из Тасеевского района.

Пули стригли каждый бугорок,
Кровью захлебнулась вновь пехота
И вскочил. Как будто без сапог,
Сашка выручать родную роту.
Смерть нашел – плюнул ей в зрачок
Разве жизнь такому надоела?!
В трудный час и сердце - лишь клочок
Родины твоей большое тело.

И второй мой помощник убит. Ну, думаю, моя очередь. Вся военная техника задействована, чтобы уничтожить солдата. Жить хочется и приказ выполнить надо. Прижмешься к земле. Весь день (это было в марте) дождь со снегом. Насквозь мокрый, а ночью мороз потянет и замерзнет на тебе мокрая одежда. Если бы такое день- два, а то неделя, вторая. Я сибиряк. А не выдержал. Заболел, повезли на повозке, не могут найти госпиталь. Очнулся я в госпитале №477 в Новом Осколе, 12 дней был без сознания, вроде никакого ранения. А ведь едва жив остался.

Первая награда

Пришел приказ: всех специалистов (механизаторов) из госпиталей направлять в Москву. Там набирают роту в третий танковый корпус. Несколько месяцев был на формировании, очень плохо кормили- 400 граммов хлеба и вода.

После комплектования направили на Калининский фронт. 12 марта 1942г. первый бой на танке. Помню одно: броня жгла то огнем, то холодом, битая колея вытряхивала душу. Наступление шло западнее Ржева.

Памятный бой на Курско-Орловском направлении. Мне довелось участвовать в одном из самых больших сражений Великой Отечественной войны. Это было 12 июля 1943г. Одновременно 1.200 советских и фашистских танков столкнулись в грозном бою.

Сражение продолжалось с 5 июля по 23 августа. В этой битве наши ценой больших потерь разгромили 30 немецко-фашистских дивизий. Помню утро перед боем. Ясное небо, ласковое солнце, тишина. И соловьи – курские. Письмо решил домой написать, притулился к подкрылку машины, сочинил, привет всем передал. Затем закачал в точки солидол, проверил горючее, боекомплект. А через полчаса не видел ни неба, ни солнца. Черная мгла над головой. Сверху – летчики потом рассказывали – это выглядело как кипение гречневой каши. Но это было кипение горящей стали. Фашисты рвались, не жалея ни солдат, ни техники. Танки шли лавиной. От пыли ничего не было видно даже вблизи. Рот, глаза – все забито песком. Танки различали по силуэтам. Стоял оглушительный грохот, рот открывали, чтоб перепонки в ушах не лопнули. Тяжело было. Нет такого слова, которым можно было бы определить это состояние.

Дрожит оглохшая земля,
Какая сила!
Ручьи, и рощи, и поля
Перемесила!

После боя подсчитывали потери. Особенно много погибло десантников, что были на танках, и пехотинцев, что шли следом за танками.

Не знал я, что в этом сражении участвовал родной брат Михаил и был серьезно ранен в голову, но остался жив. Это уже после войны выяснилось. За бои под Курском получил первую награду – орден Красной Звезды.

Затем в Сумской области переформировка, отдых. 24 декабря 1943г. развернулось наступление на Винницком направлении. С этого пошли на соединение 1 и 2 Украинские фронты. В кольце, замкнувшемся южнее города Корсунь-Шевченковского, оказались десять дивизий и одна мотобригада врага. 17 февраля 1944г. немецкая группировка была ликвидирована. За участие в этой операции был награжден орденом Отечественной войны I степени.

Потом была дорога на Польшу. Восемь месяцев длились бои за Польшу и ее столицу Варшаву. 3 февраля с боями вышли к Одеру. За форсирование Одера получил третий орден Красной Звезды. Мне выпала доля участвовать во взятии Берлина, там победу встретил. День Победы встречали всеобщим ликованием. Салюты давали со всего имеющегося оружия. А вот свою подпись на рейхстаге не поставил – ставить некуда было. Бойцы аж под куполом все исписали.
BR<>Крепче брони

Уже после войны мне задали вопрос:

Неужели за всю войну ваш танк, Матвей Зиновьевич ни разу не был подбит?

Я ответил:

Было. Три машины сменил: под Курском, Киевом, Дарницей – это тоже на Украине. Под Киевом снаряд ударил по танку, все равно, что палкой по голове. Бывало с одного уха – разорвался осколочный, с другого – бронебойный. Под Киевом загорелся танк. Но весь экипаж успел машину покинуть. А под Дарницей на мину налетели. Но ничего, меня только спинкой сиденья по пояснице как кувалдой ударило, контузило. Сам очухался, даже в санбат не пошел. Три танка сменил, а сам ни разу ранен не был.

В Брест-Литовске колонной пешком мост переходили. Проволокой меня скинуло вниз, на железную дорогу. Чуть-чуть не на рельсину угодил. О шпалы отбил легкие. Русский и польский солдаты в больницу доставили. Чуть отошел, догнал своих в Люблино, и снова в бой.

Война кончилась, мне 30 лет. Устал. Столько прожито жизней. Столько перегорело нервов, столько потеряно товарищей, друзей. Но я остался жив.

Мирная жизнь

После войны прожил еще 42года. Не привык лежать на боку, тем более что можно принести пользу, неважно на какой работе. Когда вернулся, все казалось прекрасным: и дома, не тронутые бомбежкой, и деревня, все пережившая, и родные, знакомые лица. Каждый второй мужчина из Ораков погиб. Вот и нужно было работать за всех. Был заместителем председателя колхоза, бригадиром комплексной бригады, уходя на пенсию, чабанил. Неизменный гвардеец пятилеток, победитель социалистического соревнования в 1973г., множество грамот и медалей. Награждался радиоприемником и талоном на автомобиль. Все лучшее, что познал в жизни, передал сыну Алексею, внукам Сергею с Александром и правнукам..

Послесловие

Мой прадедушка Тарханов Матвей Зиновьевич (1916 - 1988) никаких фронтовых записок, к сожалению, не писал. Изучив его документы, воспоминания, бережно хранящиеся в моей семье, опросив родственников, год за годом сама проследила его фронтовой путь. Для меня было важным проделать такую работу. Горжусь своим дедом, расскажу о нем будущим своим детям. Я поняла, каким сильным и нравственным было поколение моего деда. Только таким людям под силу было одолеть самого агрессивного, самого страшного врага, имя которому – фашизм. Спасибо им за долгое терпенье, за боль, за страх, что они превозмогли. И пусть сердца грядущих поколений их подвиг не сотрут с лица земли!

Мой дед – герой. Всех истинных героев объединяет и роднит одна всем им присущая черта – самоотверженность. Без самоотверженности нет ни подвига, ни героя. Ведь не назовете же вы героем человека, храбро заглянувшего в глаза смерти ради личной выгоды? Подвиг нужен, во-первых, каждому из нас, ибо, «являя лик подвига, растете гигантам подобно». Во-вторых, подвиг необходим, чтобы продвинуть вперед всех малых, слабых, стоящих на низкой ступени развития.

Почему мы вновь и вновь вспоминаем о минувшей войне? Потому что беспокоимся о будущем. Мы должны помнить о прошлом, чтобы фашизм не повторился вновь. Это наш долг перед ними, кто не дожил до Победы.

Давно остыл последний бой
В развалинах Рейхстага.
Но честь бойца всегда со мной,
Со мной твои награды.
Живи, солдат, пока жива
Память о тебе.

Прусова Анастасия, 9 класс,

Небольшая интересная история о героическом танке который участвовал во 2-ой мировой войне. 3 июля 1941 года в уже неделю находящийся в руках немцев Минск на малой скорости въехал советский танк Т-28. Уже запуганные оккупационными властями местные жители с удивлением смотрели, как трехбашенная машина, вооруженная пушкой и четырьмя пулеметами, смело двигалась в направлении центра города.

Встречавшиеся по пути немецкие солдаты никак не реагировали на танк, принимая его за трофей. Один велосипедист решил повеселиться, и некоторое время ехал впереди. Но вот механику-водителю Т-28 это надоело, он чуть газанул, и от немца остались одни воспоминания. Дальше советским танкистам повстречались несколько офицеров, куривших на крыльце дома. Но чтобы не рассекретить себя раньше времени, их не тронули.

Наконец, возле ликероводочного завода экипаж заметил, как подразделение гитлеровцев под охраной бронеавтомобиля грузит ящики со спиртным в грузовик. Через несколько минут от этой идиллической картины остались только обломки автомобиля и броневика, да кучка трупов.

Пока до немецких властей еще не дошло известие о происшедшем у водочного завода, танк спокойно и аккуратно преодолел мост через реку и наткнулся на колонну веселых и самоуверенных мотоциклистов. Пропустив нескольких немцев, механик-водитель нажал на педаль, и стальная громадина врезалась в середину вражеской колонны. Началась паника, которую усугубили еще и выстрелы пушки и пулеметов. А боезапасом танк под завязку набили еще утром в бывшем военном городке...

Покончив с мотоциклистами, танк покатил на улицу Советскую (центральная улица Минска), где по пути угостил свинцом гитлеровцев, собравшихся у театра. Ну а на Пролетарской танкисты буквально расцвели улыбками. Прямо перед Т-28 расположились тылы какой-то немецкой части. Множество грузовиков с боеприпасами и оружием, цистерны с топливом, полевые кухни. А солдат – тех вообще не сосчитать. Через несколько минут это место превратилось в настоящий ад с рвущимися снарядами и горящим бензином.

Теперь на очереди – парк имени Горького. Но по пути советских танкистов решила обстрелять противотанковая пушка. Три выстрела из орудия Т-28 навсегда успокоили наглецов. А в самом парке немцы, слышавшие взрывы в городе, зорко высматривали в небе советские бомбардировщики. От них осталось то же, что и от их предшественников: горящая цистерна, разбитое оружие и трупы.

Но настал момент, когда закончились снаряды, и танкисты решили уходить из Минска. Поначалу все шло хорошо. Но на самой окраине по танку ударила замаскированная противотанковая батарея. Механик-водитель держал полный газ, но храбрецам не хватило всего минуты. Попавший в мотор снаряд поджег Т-28...

Выбравшийся из горящей машины экипаж попытался скрыться, но уйти удалось не всем. Командир экипажа, майор, и два курсанта погибли. Николай Педан попал в плен и, пройдя все муки немецких концлагерей, был освобожден в 1945 году.

Федора Наумова, заряжающего, укрыли местные жители и затем переправили к партизанам, где он воевал, был ранен и переправлен в советский тыл. А механик-водитель старший сержант Малько вышел к своим и всю войну провоевал в танковых войсках.

Героический Т-28 всю оккупацию простоял в столице Белоруссии, напоминая и местным жителям и немцам о храбрости советского солдата.